Г.Трубников

Стихи разных лет

Просто, легко и свободно.
И голова удивительно ясная.
Я счастлив, Кристофу подобно.
Во мне звучит громогласно: «Я!»
Я пьян. Пьян любовью к земному.
Я жизнь беру каждой клеточкой тела.
Мир уподобился собственному дому,
Впервые в грядущее глянул я смело.
Пусть хмель исчезнет и покой уйдет,
И голова вновь заболит – я знаю.
Но верю: счастье меня ждет,
И «Я» свое я никогда не потеряю.
(октябрь 1959. Михалковка)
…………………………………………………..
Вчера еще было легко и просто,
Казалось – нашел, наконец, что искал…
А сегодня – мысли черные как колокол погоста
В голове звенят.
Проклятые.
Устал.

Хорошо, в облаках витая,
Наслаждаться, себя считая поэтом!
Но жизнь, оказывается, немного не такая.
И признанья искать бесполезно –
где там!
Слишком много нас развелось – писак.
И каждый думает: «Я – единственный».
Слова выворачивает так и сяк,
И ходит, как демон, с улыбкой таинственной.

Конечно,
приятно само по себе –
Чувствовать свою огромную силу,
Мечтать об избранной судьбе…
Хорошо!
Да, а главное – красиво!

Нет, нет, зачем говорю я всё это,
Зачем опошляю то, во что верю!
Не нужно на себя надевать тенета,
Не нужно ломиться в открытые двери!

Я хотел лишь сказать о том,
Что, может быть лучше –
серьезно заняться наукой:
Добротным и явно полезным трудом.
Когда-то ведь это не было мукой.

Буду мыслить спокойно и трезво,
Буду строить Коммуны здание,
Буду обществу очень полезным,
Завоюю людское признание…

Нет, каждому свое судьбой дано.
На то, как говорится, Божья воля.
Мне навсегда уж, видно, суждено
Остаться выродком без цели и покоя.
(Спустя два дня)

**********

Бушует ветер, грохочут волны
объяты злостью и гневом полны.
А я один здесь, со мной лишь горе.
Один оставлен, один средь моря.
И гибель близко, и нет спасенья,
но ты
мелькнула крылатой тенью.
Ты по волнам ко мне бежала
и ты со мной, ты рядом встала.
Ты боль заставила
перенести.
Из сил последних грести, грести.

И, то что мнилось, то явью стало:
стрела бушприта
и парус алый.
Корабль, матросы,
и я спасен.

А ты уходишь
по гребням волн.
1960
*****************
В болоте росло дерево.
Какое там дерево - ветка.
Среди чащи лесной затеряна,
она была слабой и ветхой.

И ей говорили ели,
и ей говорили осины:
“Отчего ты растешь еле-еле?
Почему в тебе мало силы?

Благодарна должна быть судьбе:
здесь такая богатая почва.
Тут вода, перегной тебе.
И покой, как в теплице точно.

И солнца лучи не сунутся
слишком рано будить ото сна”.

А ей нужно было
именно солнца.
Это была сосна.
1959

Какие грустные глаза у саксофона...
Как плотно сжаты губы контрабаса,
а за улыбкой добродушного тромбона
не видно плеч покатых барабана.
Рояль рассеянно смотрел куда-то,
зачем-то обнажив весь ровный ряд зубов.
Он будто улыбался виновато,
он словно разрыдаться был готов...
А я уже не видел ничего.
Подхваченный твоим долгим взглядом,
я улетал всё выше и выше:
под потолок
в облака
к звездам.
1960

Поэт - это тот, кто светит.
и от того, сколько дали боги,
он может быть виден во всем белом свете,
или
очень немногим.

Солнцем сиять
- жребий неплох
Как Маяковский
- всегда и везде.
Можно, как Александр Блок
Быть подобным далекой звезде.

Можно быть светофором
трехцветным на перекрестке.
Не страдая излишеством формы
быть правильным, четким и броским.

Можно
луной
лить
свет голубой
на любовное ложе.
Можно торшером модерным быть.
И карманным фонариком можно.

Мне иногда хочется
быть
лампочкой
в твоей комнате.
!960
Снег на обочинах облит грязью.
Лужи разлились - морями хорошими.
Я между ними с опаской лазаю,
Черпаю грязь галошами.

Захотелось пройти побыстрее -
Поскользнулся, и в лужу с разбега...

Отчего мне апрельская слякоть
милее
белизны январского снега?

Томск, апрель 1960

Я пришел на эту позднюю лекцию
в отвратительном настроении.
Мне, как часто бывает,
хотелось
Бросить к чертям институт,
Написать поэму об уличных фонарях,
Или, взяв декана за пуговицу,
Прочесть ему что-нибудь
Блока.

Лектор - совсем молодой и очень спокойный -
Был, как назло, моим однофамильцем
и даже чем-то похож
на отчима.

Его лекция была очень странной.
Он говорил не о физике плазмы,
А об энергетической проблеме Земли.

По его словам выходило,
что самого обычного топлива
человечеству хватит едва ли на сто лет.

И мысль его вела к тому,
что выход может быть найден
только в ядерных реакциях
слияния.
Именно не деления, а слияния.
И мне это очень понравилось.

Мной овладела немудреная мудрость.

Все равно
не согреешь
Всех встреченных жаркими словами,
идущими от самого сердца,
рукопожатиями и поцелуями,
хотя в тебе очень и очень много тепла.

И, выходя из аудитории,
Я знал теперь уже твердо,
Что буду работать в физике плазмы.

А, проходя по узкому коридору
Малой Пионерской улицы,
Разыскивая знакомые звезды
И думая о ближайшей из них,
Не видной отсюда Альфе Центавра,

Я понял, что поэзию тоже
я никогда не смогу оставить.

1962г.

МИХАЛКОВКА
(вместо тоста на встрече полиграфистов)

Мне про себя вещать неловко,
Так я скажу за Михалковку.

Пятиэтажный желтый дом...
Какие люди жили в нем!

Из Рыбинска, Алма-Аты,
из Раменского и Воркуты.

Остатки рыбников, мэисты,
полигафисты и мифисты.

Шестидесятых вольный дух,
о жизни спор часов до двух,
и не хватало нам степух.

Толпою бегали в киношку,
на кухне жарили картошку,
мелькали дамы неглиже,
два Пикассо и три Леже
на первом жили этаже.

О, опьянение надежд -
избавиться от всех невежд!

Не знали мы тогда, что это -
конец эпохи культпросвета,
и предстоит нам не простое:
гонять волну среди застоя.
На это, как ни гоношись,
свою ухлопаешь ты жизнь...

«И ловит новая орда
мою монетку из пруда,
чтоб не вернуться мне сюда».
1986



Ночь ползет часами длинными.
Ни просвета, ни огня.
Ой, друзья мои старинные,
Выручайте вы меня.

Станьте рядом, строчка к строчке.
Не коря, не помня зла.
Я не звал вас ради дочки,
ради матери не звал.

Вы летите к моей милой
Как морзянка к кораблю.
Ей скажите - с новой силой.
Больше прежнего люблю.

В окружении послов
пусть сидит она на троне.
Перебором нежных слов
Мы ей, может, сердце тронем.

От невзгод ее храните,
Услаждайте слух, глаза.

А чужих взашей гоните.
Так король-де приказал.
1968


Агитбригада “Бушприт”
коллективное

Ну что ж сказать про наш поселок,
В котором с детства мы живем...
Казалось бы, ничем веселым
нас поразить не может он.

Шесть труб коптят над нами небо.
Наш Дом Культуры всех смешит.
Фонтан давно с водою не был.
И газ в поселок не спешит.

Есть недостатки, несомненно.
Сказал бы Росси: “Боже мой!”
И все же, скажем откровенно,
Мы любим наш Металлострой.

Когда вечерним ароматом
нас опьяняют тополя,
Когда вздыхает под лопатой
Рождать готовая земля -
к себе нас невский берег манит,
где глыбы ладожского льда
в вечернем дымчатом тумане
несет холодная вода.

А позже, сказку сделав былью,
взяв курс на ладожский простор,
промчится на подводных крыльях
красавец гордый “Метеор”.

Богат озоном наш поселок.
Цветет вокруг нас целый сад,
что посадили новоселы
пятнадцать лет тому назад.

Наш воздух - наше преимущество!
Была б горячая вода -
так многие со всем имуществом
к нам переехали б сюда.

Ну а зимой мы держим марку.
Нам Кавголово - не указ.
Ведь за Невою, в лесопарке
Лихие горки есть у нас.

Как любим мы мороз бодрящий!
Сплошной цепочкою с утра
пестреют на снегу блестящем
цветные куртки, свитера.

Ну а на площади Центральной -
кого в поход не взяли дальний -
не санках, лыжах, малыши
здесь веселятся от души.

Насчет детей - кто будет спорить:
У нас вольготно детворе.
И елки в праздничном уборе
зимой стоят в любом дворе.

Хоккей - всеобщая отрада.
Металлострой гордится тем,
что трижды лучшей Ленинграда
была команда наша “Темп”.

Здесь каждый каждому кивает,
Сплошных знакомых карусель.
Коль осрамишься - все узнают.
творишь добро - узнают все.

От глаз людских нам не уехать.
Пусть любит кое-кто злословить.
Ведь эта гласность - не помеха
тем, у кого спокойна совесть.

Все чаще смотрим мы туда,
Где наши трудятся родители.
Плоды известны их труда:
Гидротурбины, ускорители.

Придется скоро нам самим
одолевать в пути преграды.
И чести мы не посрамим
Металлостроя, Ленинграда.

1966

Вот уж и околица...
Как живешь, Бараново?
Видимо, знакомиться
Нам придется заново.

Двадцать лет уж минуло.
Целых двадцать лет.
Проходили мимо,
Оставляли след.

Что во мне осталось
от того пострела?
Ты же не состарилось,
не помолодело.

В утреннем тумане
выглядишь ты дивно...

Хоть в районном плане
и бесперспективно.

1968,
Вяжище - Бараново


Мы не нашли медведя.
Я прозевал глухаря.
Куницу мою дядя Федя
в гайне подобрал, говорят.

Была неудачной охота.
И пуст рюкзачок у меня.
Но я благодарен за что-то
этим ноябрьским дням.

За то, что мой пес в восторге
по снегу катался, визжа.
За избы, что с детства дороги.
За краткость письма: “Приезжай!”

За поздний рассвет, за порошу,
за длинные вечера.

И за урок хороший,
что получил я вчера.

Слегка захмелевший мужчина
сказал, помянув про мать:
“Вот ты бы придумал машину,
Чтоб камни с полей убирать!”

Ах, эти камни-лихоманки...
Растут, всем нервы истрепав.
Лежат, как мамонтов останки,
Как ратоборцев черепа.

Я толковал, что, мол, от этих
проблем мой профиль далеко...
А вот они за все в ответе:
За хлеб, за лес, за молоко.

Деревня, что редко вижу,
Или мой город пригожий -
Что для России ближе?
Что для меня дороже?

Глупые, вроде, вопросы.
Но как мне нужна их тоска...

Я снова приеду осенью
Чтобы медведя искать.
1969


Н***
Любите розы, любите вермут,
огонь свечи, полутона,
полуулыбку, полу-верность,
Цветаеву и Пастерна...

Еще любите Вы мужчину,
который любит свою машину,
и чистый спирт и гончих псов,
а также рвать с дверей засов.
1973?

К ***
Когда я думаю о Вас,
На ум приходят обобщенья...
И почему-то каждый раз
мне хочется просить прощенья.

За Вашу трудную судьбу,
За то, что сильной быть должны Вы.
И за горящую избу,
и эти бешенные гривы...
1970?

Шакала дружно в зверактив
лесной народец выбирал.
Чтоб представлял в совете их,
их интересы защищал.

С тех пор довольна волчья стая.
Свирепствуют, срывая злость.
Шакал же ждет, чуть подвывая,
когда ему подкинут кость.

В басне мораль
скроешь едва ль:
Будешь знать, кого выбирать.

“Инжектор”, 1975.

Для учителей 273-й школы

Коса и голос звонкий,
Глаза огнем цветут...
Наивная девчонка
пошла в пединститут.

В ней мысли благородны,
поступки – им подстать:
учителем народным,
Макаренкою стать.

Вот годы обученья
был радостный настрой.
И вот - распределенье,
а в нем –
Металлостой.


Учебный день – как будто схватка боевая,
забыть приходится про дом и про семью.
Учитель школы – есть профессия такая!
Любите, женщины, профессию свою!

В суровый бой вступила школьная дружина,
святое мужество в глазах учителей.
Но где же, где же «настоящие мужчины»?
Видимо, смотрят хоккей.
Видимо, смотрят хоккей.


Вы не в институте, покончено с ним.
Идут уроки один за одним,
звенит звонок архангела трубой.
Здесь каждый день десятки глаз
пытливо изучают вас,
здесь не побыть наедине с собой.

Работай и думай, ни шагу назад!
И от недосыпа веки дрожат.
Ты каждое утро на уровне должен быть.
И часто сделать пакость рад
очередной акселерат,
но ты его старайся возлюбить.

И пусть говорят, да, пусть говорят,
что в нашем веке каждый рад
лишь только взять и ничего не дать.
Ты свято верь: придет черед,
и семена дадут восход,
а совесть ни на что не разменять.

Вот лето пришло, свободен ты.
Уже тебе вручили цветы.
«А может, уйти?» - ты думаешь каждый раз.
Но вновь поверишь ты в себя,
когда вдруг вспыхнет для тебя
хоть пара благодарных детских глаз.
1978?




Не прибавку прошу, не дачу,
Не путевку в лазурный край.
Дай мне, Петрович, задачу
И время немного дай.

Чтоб мне от нее не сиделось,
не пилось и не спалось.
Чтоб мысль бекасом летела,
Чтоб, как полярный сполох

манила и не давалась
стройная суть явлений,
но постепенно смирялась
в крепких тисках уравнений.

И чтобы полночные бденья
яркий прорезал свет.
Чтоб родилась идея,
Прекрасней которой нет.

И друзьям на холодный суд
Я отдам ее - пусть проверят.

А потом жене принесу
Вместо билета на южный берег.
1970


Когда, склонившись над бумагой,
ты слышишь скрип земной оси -
не путай свой порыв с отвагой.
У Бога разума проси.

Невмоготу терпеть.
И видеть
идиотизм, насилье, ложь.
ты вправе люто ненавидеть
и ощущать перо как нож.

Но не спеши, смири свой гнев.
Не позволяй разлиться желчи.
Нам суждено гореть в огне,
но в гневе чувства наши мельче.

Гони ее, святую злобу.
Достигнуть цель сумеешь ты,
когда почувствуешь ознобом
дыханье вечной красоты.

Ищи гармонию в хаосе.
Ищи спираль в клубке страстей.
ласкай слова в немом вопросе -
на ощупь - те или не те.

И лишь поняв: “Она прекрасна!”
беги к бумаге со всех ног.
И, зная цель и средства ясно,
отважно заклейми порок.
1980

Брату Владимиру
В день его 50-летия, 14.02.86
«Брат мой, враг мой» - эту формулу я десятки лет разгадывал.
Только дело здесь не в возрасте, подзатыльники – не в счет.
Ты шпане новопроложенской крикнул сдавлено: «Ну, гады вы!»
Миг бессилия и ярости – сколько было их еще!

Ореол отца с погонами наплывал на мать и отчима,
Ревматизм вгрызался в сердце, у соседа хлеба нет.
Пусть осознанное мужество прорастет из одиночества,
Но не только сила воли движет мир две тыщи лет.

Враг слюнтяйства и нервозности, выбивал ты их гантелями.
Ты по мне палил без промаха, сбивая пыль с ушей.
В поворотные моменты одного с тобой хотели мы,
И на тропах заповедных не искали барышей.

За тобой я, как за лидером, поспевал, пригнувши голову.
Я мотался в завихрениях, а ты кричал: «Пустяк!»
Твои истины ласкали – наждаком по телу голому.
По одной прямой мы двигались, только в разных плоскостях.

Промежуточные финиши накатили юбилеями,
Серебрятся твои волосы, золотится блеск наград…

Если ты в моей невнятице не сумел понять идею –
упрощу ее решительно, и скажу: «спасибо, брат!»

ПУТЕМ
АЛЕКСАНДРА НЕВСКОГО

(ТЕТРАПТИХ)
Стояла красивая церковь на берегу высоком.
Вроде - церковь как церковь, ничем не приметна она.
Но не Николы Угодника, не Покрова, не Спаса,
А новгородского князя именем названа.

За год ее построили мастеровые русские
В латанных красных рубахах, с ремнями вкруг головы.
Душу в нее вложили, чтобы взлетела чайкой,
Чтоб маяком светила всем рыбакам Невы.

Пасхальным веселым звоном она народ собирала.
Но в ней не только молились ижорские рыбаки.
Она им напоминала о славной победной битве.
О битве за русскую з